Микросхемы, создавшие современный мир

Политолог, публицист Александр Механик и исполнительный директор Ассоциации разработчиков и производителей электроники Иван Покровский – о книге «Война чипов» и законах развития в сфере микроэлектроники. 

Ключевая идея книги Криса Миллера: мы редко задумываемся о микросхемах, а между тем именно они создали современный мир. А название этой книги — «Война чипов» — отражает ее двойственное содержание. С одной стороны, это действительно рассказ о войне чипов, точнее о войне-конкуренции их производителей, а с другой — о современной войне вообще, которая стала войной «кремния со сталью», и победил в ней кремний.

А еще эта книга о той роли, которую сыграли чипы в геостратегическом противостоянии США и Советского Союза, а теперь играют в противостоянии США и Китая, в котором каждая из сторон стремится достичь военно-стратегического превосходства, опираясь именно на достижения в разработке и производстве чипов.

И все это на фоне истории развития микроэлектроники, зародившейся в США, а затем распространившейся в странах — стратегических противниках США (СССР-России и Китае) и экономических конкурентах США (Японии, Корее, Тайване). Наконец, это история компаний — разработчиков и производителей микроэлектроники, начиная с Intel и ее создателей Роберта Нойса и Гордона Мура и заканчивая Huawei и ее создателя Жэнь Чжэнфэя.

И наша статья — это не только рецензия на интересную книгу, но и попытка понять законы развития важнейшей отрасли современной экономики.

Люди и их судьбы

Развитие электронной промышленности в этой книге представлено в нескольких разрезах. Разрез личных отношений, характеров и судеб главных героев отрасли не менее важен, чем разрез геополитического противостояния. Отрасль развивалась и развивается предпринимателями, людьми одаренными и одержимыми. Джек Килби и Боб Нойс не только изобрели микросхему и основы планарной технологии производства — они собрали вокруг себя творческий котел, из которого вышли основатели и лидеры крупнейших современных компаний электронной промышленности. Наконец, почти все лидеры американской электронной промышленности профессионально сформировались в совместной с ними работе в Texas Instruments и Fairchild Semiconductor.

Эндрю Гроув, построивший микропроцессорную империю Intel, оказался в этом котле после того, как его родители эмигрировали из коммунистической Венгрии. Морис Чанг, из семьи китайских эмигрантов, поднимал качество и эффективность производства в Texas Instruments, а затем реализовал накопленный опыт и идеи в созданной им компании TSMC.

Большой вклад в развитие отрасли внести не только инженеры и ученые, но и коммерсанты. Основатель AMD Джерри Сандерс начинал в отделе продаж Fairchild. В торговле заработали первый капитал основатель Samsung Ли Бён Чхоль и основатель Huawei Жэнь Чжэнфэй.

Основатель Micron Джек Симплот сначала заработал состояние на картофельный чипсах для McDonald's, а потом применил свой управленческий и коммерческий опыт в производстве полупроводниковых чипов.

В книге представлены ситуации, в которых главные герои принимали поворотные для отрасли решения. Часто это были не самые благоприятные моменты. Америка проигрывала конкуренцию Японии, когда Эндрю Гроув сделал ставку на производство микропроцессоров, а Джек Симплот решил инвестировать в полупроводниковые чипы. Морис Чанг не находил в Texas Instruments понимания своих идей, и решение о переезде из США на Тайвань было для него непростым. Никто не мог дать гарантии, что у них получится. Возможно, архитектура x86 не лучшее техническое решение для всех применений, но одержимость Эндрю Гроува сделала ее доминирующей на рынке компьютерных микропроцессоров, и таковой она остается и по сей день.

Свои котлы талантов были в Японии и в СССР. Автор через всю книгу ведет историю Акио Мориты, основателя и руководителя Sony. Японский котел был очень эффективен в 1970-х, но затем проиграл американскому, когда ставка была сделана на вертикальную интеграцию. Вероятно, в собственном соку много талантов не сваришь. А в советской электронной промышленности слишком большим было влияние государственной бюрократии, которая подавляла развитие собственных идей в пользу копирования зарубежных подходов. К сожалению, это продолжается до сих пор. Главный урок истории электронной промышленности: победа в технологической конкуренции определяется в конкуренции за таланты и их идеи.

Первый этап войны…

Начинается книга с рассказа о двух событиях произошедших 18 августа 2020 года. Первое — это проход американского эсминца USS Mustin через Тайваньский пролив, в ответ на который Народно-освободительная армия Китая объявила об учениях в этом проливе. В очередной раз мир с ужасом ожидал военного столкновения, которое могло привести к разрушению фабрик крупнейшего производителя чипов тайваньской компании TSMC, от продукции которой зависел весь мир.

Вторым событием, которое в конечном счете оказало существенно большее влияние на судьбы современного мира, стало постановление министерства торговли США под названием Entity List: правительство США резко ужесточило правила, регулирующие использование компьютерных чипов, производимых в Америке и в других странах по американским технологиям. А главным объектом этого постановления стал китайский технологический гигант Huawei, производитель смартфонов, телекоммуникационного оборудования, услуг облачных вычислений и других передовых технологий. США, как пишет Миллер, опасались, что цены на продукцию Huawei станут настолько привлекательными, в том числе благодаря субсидиям китайского правительства, что в скором времени она станет основой телекоммуникационных сетей нового поколения. В этом случае доминирование Америки в мировой технологической инфраструктуре было бы подорвано, а геополитическое влияние Китая резко бы возросло.

В результате принятых США мер глобальная экспансия компании остановилась. Стало невозможно выпускать целые линейки продукции. Доходы падали. Корпоративному гиганту грозила технологическая асфиксия. И Huawei, как и все другие китайские компании, обнаружила, что «она фатально зависит от иностранцев в производстве микросхем, от которых зависит вся современная электроника».

Таким образом начинался второй этап войны чипов между США и Китаем, но первый ее этап состоялся значительно раньше, в эпоху противостояния США и Советского Союза.

Первый этап геостратегического противостояния: США – СССР

Миллер напоминает, что начиная с конца 1950-х в СССР повсеместно создавались новые полупроводниковые предприятия, а самые умные ученые направлялись на создание этой новой отрасли. Один из авторов этой статьи, работавший в отрасли в 1970‒1980-е годы, объездил тогда несколько крупнейших центров электронной промышленности — в Саратове, Ульяновске, Казани, Нижнем Новгороде, Киеве, Минске — и был поражен тем, что практически все они были созданы в одно время: в конце 1950-х — 1960-х годах, — причем многие по одному типовому проекту, только привязанному к конкретному месту.

И это было не случайно. Как пишет Миллер, Кремль, как и Белый дом, «понимал, что транзисторы и интегральные схемы изменят производство, вычислительную технику и военную мощь». И конечно, в этом ряду новых центров микроэлектроники выдающееся место занял Зеленоградский центр, истории которого Миллер уделяет особое внимание, напоминая о роли, которую сыграли в его возникновении наши агенты, члены группы Юлиуса и Этель Розенберг, передававших нам ядерные и прочие американские секреты и казненных в США. Джоэл Барр и Филипп Старос бежали из США из-за опасений разоблачения.

Хотя Миллер их роль несколько преувеличивает. Об их реальной роли автору этих строк рассказал в интервью, опубликованном в журнале «Эксперт» (см. № 30‒31 за 2011 год), Борис Малашевич, научный сотрудник одного из ведущих зеленоградских предприятий, «Ангстрема», и автор многочисленных трудов по истории советской микроэлектроники. Но дело не в этом. Действительно, Барр и Старос вместе с нашими специалистами предложили создать центр разработки и производства микроэлектроники. Эту идею с энтузиазмом одобрил Никита Хрущев. И этот центр, созданный в Зеленограде, сыграл выдающуюся роль в советской истории микроэлектроники, но эта роль могла бы быть значительно больше, если бы не выбранная руководством страны стратегия развития микроэлектроники, которую Миллер называет «копируй» (Copy It): копируй все, что сделали в США — и микросхемы и оборудование для их производства.

Миллер совершенно справедливо признает эту стратегию ошибочной. «Советские руководители так и не поняли, что стратегия “копируй” обрекает их на отсталость, — пишет он. …Копирование было буквально вмонтировано в советскую полупроводниковую промышленность… Благодаря стратегии “копируй” СССР начал отставать от США в области транзисторных технологий на несколько лет и так и не смог наверстать упущенное». При этом, как отмечает Миллер, «советские ученые с негодованием отреагировали на предположение, что они просто копируют зарубежные достижения. Их научные знания были не хуже, чем у американских химиков и физиков. …Действительно, в СССР работали одни из ведущих в мире физиков-теоретиков… Запуск спутника в 1957 году, первый полет Юрия Гагарина в космос в 1961 году и создание интегральной схемы Осокина в 1962 году стали неопровержимыми доказательствами того, что Советский Союз становится научной сверхдержавой. Даже ЦРУ считало, что советская микроэлектронная промышленность стремительно набирает обороты».

Как отмечал в своем интервью Борис Малашевич, хотя «с разработкой микросхемы мы задержались, но серийное производство США и СССР начали почти одновременно, в 1962 году». Осенью 1962-го на Рижском заводе полупроводниковых приборов «были получены первые опытные образцы германиевой твердой схемы 2НЕ-ИЛИ, получившей заводское обозначение Р12–2. Она содержала два германиевых p-n-p-транзистора с общей нагрузкой в виде распределенного германиевого резистора р-типа. А к концу года завод выпустил первые пять тысяч микросхем. То есть начало серийного производства микросхем разделяло нас и американцев не больше чем на полгода». Разработчиком этих микросхем стал упомянутый Миллером Юрий Осокин, который был главным конструктором нашей первой микросхемы. И, по мнению Малашевича, он был не меньше достоин Нобелевской премии, чем Килби, разработчик первой американской микросхемы. Тем более что его устройство 2НЕ-ИЛИ значительно сложнее, чем триггер, который сделал Килби. Только о нем в мире едва ли кто знал и знает. Но мы видим по книге Миллера, что специалисты все-таки знают.

Однако начав практически одновременно с США, Советский Союз так и не смог с ними сравняться, а к концу советского периода разрыв только увеличился, и существенно. По мнению Миллера, «менталитет “копируй” причудливым образом означал, что пути инноваций в советских полупроводниках задавали США. Таким образом, одна из самых чувствительных и секретных отраслей промышленности СССР функционировала как плохо управляемый форпост Кремниевой долины. Зеленоград был лишь еще одним узлом в глобализирующейся сети, в центре которой находились американские чипмейкеры». При этом, как отмечает Миллер, гражданская продукция, которая в Штатах задавала тон в разработках микроэлектроники, в Союзе всегда оставалась на втором плане на фоне чрезмерного внимания к военному производству.

В то время в американской микроэлектронике, которая, конечно, решала и военные задачи, возобладала точка зрения, что главным направлением ее развития должен стать массовый рынок. Как рассказывает Миллер, один из изобретателей первой микросхемы и создателей вначале компании Intel, а затем компании Fairchild Semiconductor Роберт Нойс «решил направить большую часть НИОКР Fairchild не на военные нужды, а на массовый рынок. Большинство микросхем, используемых в ракетах или спутниках, должны иметь и гражданское применение, рассуждал он. Первая интегральная схема, выпущенная для коммерческого рынка и использовавшаяся в слуховом аппарате Zenith, изначально была разработана для спутника NASA. Задача состояла в том, чтобы создать микросхемы, которые могли бы позволить себе гражданские лица. Военные платили по высшему разряду, но потребители были чувствительны к цене. Однако заманчивым оставалось то, что гражданский рынок был намного больше, чем даже раздутые бюджеты Пентагона времен холодной войны». Это решение Нойса было основано в том числе на том, что, как замечает Миллер, «наряду с новыми научными открытиями и новыми производственными процессами способность зарабатывать деньги была основной движущей силой закона Мура*».

Миллер рассказывает, что один из сотрудников Fairchild в анкете, которую он заполнил, покидая компанию, написал: «Я… хочу… стать… богатым». И это было не только его желанием.

* Эмпирическое наблюдение, сделанное Гордоном Муром в 1965 году, которое гласит: «Количество транзисторов, размещаемых на кристалле интегральной схемы, удваивается каждые 24 месяца». И этот закон удивительно точно работает по сей день, вот уже 50 лет.

Как создать экономических конкурентов из геостратегических союзников

Книга Миллера показывает, что мы далеко не всегда отдаем себе отчет в мотивах тех или иных решений наших геополитических оппонентов, в частности в том, что многие такие решения, по крайней мере в области микроэлектроники, принимались под воздействием господствующей идеологии глобализации, которая утверждала, как отмечает Миллер, что установить жесткий контроль над экспортом технологий практически невозможно и бесполезно в мире, где такими технологиями облают не только США. «Более того, в Вашингтоне пришли к выводу, что экспортный контроль принесет больше вреда, чем пользы».

Но еще до возникновения теорий глобализации США уже руководствовались соображениями, которые потом легли в основу этой теории. Как пишет Миллер, «уже через пару лет после капитуляции Японии оборонные ведомства в Вашингтоне приняли официальную политику, согласно которой “сильная Япония — это меньший риск, чем слабая Япония”».

Задача американской политики «состояла в том, чтобы помочь Японии восстановить свою экономику и одновременно привязать ее к системе, возглавляемой американцами. Превращение Японии в продавца транзисторов стало основой американской стратегии холодной войны». Но, конечно, это было бы невозможно без участия, с одной стороны, американских производителей микросхем, которые «с удовольствием передавали свои технологии, поскольку японские фирмы, как оказалось, отставали на несколько лет». А с другой — японских компаний, таких, например, как Sony, которые продемонстрировали исключительные способности в реализации возможностей, предоставленных им сотрудничеством с американскими компаниями. Как пишет Миллер, «Sony имела преимущество в виде более низкой заработной платы в Японии, но ее бизнес-модель в конечном счете была основана на инновациях, дизайне продукции и маркетинге. Стратегия основателя компании Мориты “лицензируй это” очень сильно отличалась от тактики “копируй это” советского министра Шокина. Многие японские компании имели репутацию безжалостных производителей. Sony же преуспела в выявлении новых рынков и выпуске на них впечатляющей продукции с использованием новейших схемотехнических технологий Кремниевой долины».

При этом, как отмечает Миллер, «полупроводниковый симбиоз, возникший между Америкой и Японией, представлял собой сложное балансирование. Каждая страна зависела от другой как в плане поставок, так и в плане клиентов. К 1964 году Япония обогнала США по производству дискретных транзисторов, а американские фирмы выпускали самые современные микросхемы. Американские фирмы создавали лучшие компьютеры, а производители электроники, такие как Sony и Sharp, выпускали потребительские товары, которые стимулировали потребление полупроводников».

Эта взаимозависимость не всегда была легкой. Так, в 1959 году американская Ассоциация производителей электроники обратилась к правительству США с просьбой о помощи, чтобы японский импорт не подорвал «национальную безопасность» — и их собственную прибыль. «Но позволить Японии создать электронную промышленность было частью стратегии США в холодной войне, поэтому в 1960-е годы Вашингтон не оказывал на Токио особого давления по этому вопросу. Торговые издания, такие как журнал Electronics, от которых можно было ожидать, что они встанут на сторону американских компаний, вместо этого отмечали: “Если Япония не сможет вступить в здоровые торговые отношения с Западным полушарием и Европой, она будет искать экономической поддержки в другом месте”, например в коммунистическом Китае или Советском Союзе». Такой народ, как японский, «с его историей не будет довольствоваться производством транзисторных радиоприемников», — заметил позднее президент Ричард Никсон. Необходимо было позволить им, даже поощрять, развивать более передовые технологии.

«Враг моего врага – мой друг»

Аналогичную политику США проводили и в отношении Южной Кореи и Тайваня, которые к тому же еще и уравновешивали влияние Японии на рынках микроэлектроники, облегчая американским компаниям конкуренцию с японцами. Хотя в дальнейшем и создали им проблемы на рынках микроэлектроники.

Миллер рассказывает о возвышении Samsung, который опирался на многомиллионную поддержку южнокорейского правительства, но главную роль сыграла поддержка со стороны Кремниевой долины: «По мнению Кремниевой долины, лучший способ справиться с международной конкуренцией японских микросхем памяти — найти еще более дешевый источник в Корее, сосредоточив при этом усилия американских исследователей на производстве более дорогостоящих продуктов… Поэтому американские чипмейкеры рассматривали корейских новичков как потенциальных партнеров. “С корейцами, — сказал Энди Гроуву Боб Нойс, — японская стратегия “демпинговать, невзирая на издержки” не сможет монополизировать мировое производство DRAM, поскольку корейцы будут снижать цены на продукцию японских производителей. Результат будет “смертельным” для японских чипмейкеров, предсказывал Нойс… Intel была одной из нескольких компаний Кремниевой долины, создавших в 1980-х годах совместное предприятие с Samsung, продавая чипы, произведенные Samsung, под собственной маркой Intel и делая ставку на то, что помощь корейской чип-индустрии уменьшит угрозу Кремниевой долине со стороны Японии. Кроме того, издержки и заработная плата в Корее были значительно ниже, чем в Японии, поэтому корейские компании, такие как Samsung, имели шанс завоевать долю рынка, даже если их производственные процессы не были столь идеально отлажены, как у сверхэффективных японцев.

Торговая напряженность между США и Японией помогла и корейским компаниям… США не просто обеспечили рынок сбыта для южнокорейских микросхем, но и предоставили технологии… Большая часть Кремниевой долины с удовольствием сотрудничала с корейскими компаниями, обходя японских конкурентов и способствуя превращению Южной Кореи в один из ведущих мировых центров производства микросхем памяти. Логика была проста, как объяснил Джерри Сандерс: “враг моего врага — мой друг”». Но этот враг все же не был геостратегическим противником, а просто конкурентом.

Гутенберг от микроэлектроники

В определенном смысле путь Южной Кореи по развитию собственной микроэлектроники повторил Тайвань, опять-таки сочетая собственные усилия и поддержку со стороны США и американских компаний причем на основе своей оригинальной бизнес модели.

Суть этой бизнес-модели состояла в «создании полупроводниковой компании, которая производила бы микросхемы, разработанные заказчиками. В то время такие компании, как Texas Instruments (TI), Intel и Motorola, выпускали в основном микросхемы собственной разработки». Как пишет Миллер, в марте 1976 года создатель компании TSMC Моррис Чанг «представил эту бизнес-модель своим коллегам из TI. “Низкая стоимость вычислительной мощности, — объяснял он своим коллегам из TI, — откроет множество областей применения, которые сейчас не обслуживаются полупроводниками”, создавая новые источники спроса на микросхемы, которые вскоре будут использоваться во всем — от телефонов до автомобилей и посудомоечных машин. По его мнению… по мере развития технологий и уменьшения размеров транзисторов стоимость производственного оборудования и НИОКР будет расти. Конкурентоспособными по издержкам окажутся только те компании, которые производят большие объемы микросхем».

Как рассказывает Миллер, «несмотря на то что другие руководители TI не были убеждены в правильности этой бизнес-модели, правительство Тайваня выделило 48% стартового капитала TSMC, оговорив лишь, что Чанг найдет иностранную фирму, которая предоставит ему передовую технологию производства микросхем. И Чанг смог убедить голландскую полупроводниковую компанию Philips предоставить TSMC 58 млн долларов, передать ей технологию производства и лицензию на интеллектуальную собственность в обмен на 27,5% акций TSMC».

Остальная часть капитала была привлечена от богатых тайваньцев. Правительство «попросило» несколько богатейших семей острова, владеющих фирмами, специализирующимися на производстве пластмасс, текстиля и химикатов, вложить деньги. Правительство также предоставило TSMC щедрые налоговые льготы, обеспечив компании достаточное количество денег для инвестиций. То есть с самого первого дня TSMC не была частным предприятием, а была проектом тайваньского государства.

Но важнейшей составляющей успеха TSMC в начале ее деятельности были глубокие связи с американской чип-индустрией. Большинство ее клиентов были американскими разработчиками микросхем, а многие ведущие сотрудники работали в Кремниевой долине. Моррис Чанг нанял Дона Брукса, еще одного бывшего руководителя Texas Instruments, и тот с 1991 по 1997 год работал президентом TSMC. «Большинство парней, которые подчинялись мне на двух уровнях, — вспоминает Брукс, — имели опыт работы в США… Все они работали в Motorola, Intel или TI». На протяжении большей части 1990-х годов половина продаж TSMC приходилась на американские компании. При этом большинство руководителей компании обучались на лучших докторских программах в американских университетах.

Как отмечает Миллер, от такого симбиоза выиграли Тайвань и Кремниевая долина. До появления TSMC несколько небольших компаний, в основном расположенных в Долине, пытались строить бизнес на разработке микросхем, избегая затрат на строительство собственных фабрик за счет аутсорсинга производства… Однако они …постоянно сталкивались с риском того, что их партнеры-производители могут украсть их идеи… Основание TSMC дало всем разработчикам микросхем надежного партнера. Чанг обещал никогда не разрабатывать микросхемы, а только производить их. «Десятилетием раньше Карвер Мид пророчил наступление “момента Гутенберга” в производстве микросхем, но было одно ключевое отличие. Старый немецкий печатник пытался и не смог установить монополию на печать. Он не смог помешать своей технологии быстро распространиться по Европе, принося пользу как авторам, так и типографиям.

В индустрии микросхем модель Чанга породила десятки новых “авторов” — фирм, занимающихся разработкой чипов без производства. Однако демократизация авторства совпала с монополизацией цифрового печатного станка. Экономика производства микросхем требовала его неустанной консолидации. Та компания, которая производила большее количество микросхем, имела преимущество, повышая свою доходность и распределяя капитальные вложения на большее число заказчиков. В 1990-е годы бизнес TSMC переживал бум, а производственные процессы неустанно совершенствовались. Моррис Чанг хотел стать Гутенбергом цифровой эпохи. В итоге он стал гораздо могущественнее. Вряд ли кто-то осознавал это в то время, но Чанг, TSMC и Тайвань шли к доминированию в производстве самых современных микросхем в мире». А американские компании, такие как Intel, упорствовавшие в своем желании и разрабатывать, и производить чипы, проиграли. Именно поэтому сейчас в Штатах строят сразу несколько фабрик по производству чипов. И даже приняли по этому поводу Закон о чипах — The CHIPS and Science Act. Ведь геостратегическое сотрудничество США и Тайваня не мешает конкуренции их компаний и стран. Тем более что постоянная военная угроза Тайваню со стороны Китая, о которой мы писали в начале нашей статьи, заставляет США думать о том, что произойдет с их экономикой в случае разрушения тайваньского производства или перехода его под китайский контроль.

Второй этап геостратегического противостояния: США – Китай

Но китайская угроза не столько военная: нарастающая экономическая мощь Китая заставляет Штаты, забывая об идеологии глобализации, которой они руководствовались в отношении Японии, Кореи и Тайваня, прибегать к санкциям в отношении китайских компаний, а ведь начиналось все так благостно.

Как отмечает Миллер, «опыт Китая в стимулировании производства новейших микросхем был далеко не впечатляющим. Однако те инструменты, которые Китай мог использовать, и доступ ко второму по величине потребительскому рынку в мире давали Пекину беспрецедентные возможности для формирования будущего чип-индустрии. Если какая-либо страна и могла осуществить столь амбициозную трансформацию торговых потоков, то это был Китай». Тем более что в китайском руководстве понимали и важность организации производства чипов для будущего своей страны, и зависимость ведущих американских производителей чипов от китайского рынка. И оно, как замечает Миллер, решило приобрести эти технологии, запугивая американские компании и заставляя их передавать технологии китайским партнерам. Да и запугивать особенно не надо было, уж очень привлекательным был этот рынок.

Описывая поведение американских компаний, Миллер пишет, что, например, «у Intel было мало стимулов заключать сделки с Пекином по процессорам. Однако другие американские чипмейкеры, уступившие Intel, искали свои конкурентные преимущества, способные привлечь китайские компании. Например, в компании IBM объявили об изменении своей стратегии, которая должна была понравиться Пекину. Вместо того чтобы пытаться продавать китайским заказчикам чипы и серверы, в компании заявили, что IBM откроет свои технологии для китайских партнеров, что позволит им “создать новую и динамичную экосистему китайских компаний, производящих отечественные компьютерные системы для местного и международного рынков”».

Миллер приводит несколько примеров того, как американские компании передавали свои технологии китайским партнерам. «Китайский рынок был настолько привлекателен, что компаниям было практически невозможно избежать передачи технологий. Некоторые компании даже передавали контроль над своими китайскими дочерними компаниями. Например, в 2018 году британская Arm, разрабатывающая архитектуру чипов, выделила свое китайское подразделение, продав 51% акций Arm China группе инвесторов, а остальные 49% оставив себе. Как пишет Миллер, «руководители Arm открыто описали логику. “Если бы кто-то создавал [систему на чипе] для китайских военных или для китайской системы наблюдения, — сказал один из руководителей Arm в интервью Nikkei Asia, — то Китай хотел бы иметь ее только в Китае. С помощью такого нового совместного предприятия эта компания может разработать такую систему. В прошлом мы не могли этого сделать”. “Китай хочет быть защищенным и контролируемым, — продолжил этот руководитель. — В конечном счете они хотят иметь контроль над своими технологиями. Если это будет основано на технологии, которую мы предлагаем, то мы сможем извлечь из этого выгоду”»

Комментируя это поведение американских компаний, Миллер пишет, что «компании, производящие микросхемы, просто не могут игнорировать крупнейший в мире рынок полупроводников. Конечно, производители микросхем ревностно охраняют свои критические технологии. Но почти у каждой компании, производящей микросхемы, есть непрофильные технологии в подсекторах, в которых они не лидируют, и этими технологиями они с удовольствием поделятся за определенную цену. Кроме того, когда компании теряют долю рынка или нуждаются в финансировании, они не могут позволить себе сосредоточиться на долгосрочной перспективе. Это дает Китаю мощные рычаги для того, чтобы побудить иностранные фирмы, производящие микросхемы, передавать технологии, открывать производственные мощности или лицензировать интеллектуальную собственность, даже если иностранные компании понимают, что они помогают развитию конкурентов. Для фирм, производящих микросхемы, зачастую проще привлечь средства в Китае, чем на Уолл-стрит. Привлечение китайского капитала может стать негласным условием ведения бизнеса в стране».

И Миллер поясняет, что «если рассматривать сделки, заключенные IBM, AMD и Arm в Китае, по отдельности, то они были продиктованы разумной бизнес-логикой. В совокупности же они чреваты утечкой технологий. Архитектуры и дизайн чипов США и Великобритании, а также тайваньских литейных заводов сыграли центральную роль в развитии китайских суперкомпьютерных программ… Генеральный директор IBM Джинни Рометти была права, когда почувствовала “большие возможности” в соглашениях о передаче технологий с Китаем. Она ошибалась только в том, что ее компания будет бенефициаром».

Однако коммунистический Китай, в отличие от Японии, Южной Кореи и Тайваня, никогда не рассматривался в США как возможный геополитический союзник, тем более среди чиновников, отвечающих за обеспечение национальной безопасности. И успехи Huawei в разработке и производстве линий связи 5G оказались для них «красной линией», которую перешагнули китайцы. Вот почему, как пишет Миллер, «китайские ястребы» (так Миллер называет специалистов по Китаю из Совета национальной безопасности) «пришли к выводу, что американскую полупроводниковую промышленность необходимо спасать от самой себя. Оставленные на произвол акционеров и рыночных сил, фирмы, производящие микросхемы, будут постепенно переводить персонал, технологии и интеллектуальную собственность в Китай, пока Кремниевая долина не превратится в пустоту. По мнению “китайских ястребов”, США необходимо было усилить режим экспортного контроля. По их мнению, дискуссия в Вашингтоне по вопросам экспортного контроля была перехвачена промышленностью, что позволило китайским фирмам приобрести слишком много передовых разработок и оборудования для производства микросхем… По мнению чиновников администрации Трампа, нормативные акты допускали слишком большую утечку технологий, что ослабляло позиции Америки по отношению к Китаю». Именно эти соображения подтолкнули Трампа к принятию санкций, направленных против Huawei, о чем мы писали в начале нашей статьи.

Как отмечает Миллер, удивительно, но «Китай не предпринял никаких ответных мер в связи с тем, что его самая глобальная технологическая компания оказалась в затруднительном положении. Он неоднократно угрожал наказать американские технологические компании, но ни разу не нажал на курок. Пекин заявил, что составляет «список ненадежных организаций», в который включаются иностранные компании, угрожающие безопасности Китая, но, судя по всему, не добавил в него ни одной фирмы. Пекин, очевидно, решил, что лучше смириться с тем, что Huawei станет второсортным технологическим игроком, чем наносить ответный удар по США. Оказывается, США обладают эскалационным доминированием, когда речь идет о разрыве цепочек поставок. «Оружейная взаимозависимость, — размышлял один бывший высокопоставленный чиновник после удара по Huawei, — Это прекрасная вещь». И это именно то, чего не хватало Союзу во взаимоотношениях со Штатами — взаимозависимости. Мы зависели от них, а они от нас — нет. Тем не менее, как пишет Миллер, «американские ограничения на доступ Китая к технологиям производства микросхем демонстрируют, насколько мощными являются “дроссельные точки” в чип-индустрии. Однако рост китайской полупроводниковой промышленности за последнее десятилетие напоминает о том, что эти “дроссели” не бесконечно прочны. Страны и правительства часто могут найти обходные пути, хотя это требует много времени и средств, а иногда и огромных затрат. Технологические сдвиги также могут снижать эффективность “дросселей”». Остальному миру остается только наблюдать за этой борьбой «тигров в долине», в которой за США — гигантские достижения в области микроэлектроники и гигантская экономическая мощь, а за Китаем — нарастающая экономическая мощь, пределов которой пока не видно, готовность к преодолению любых сложностей и терпение населения в преодолении любых трудностей.

Война чипов, закон Мура и фотолитография

Но книга Миллера не ограничивается рассказом о геополитических последствиях развития микроэлектроники и о конкуренции стран, ее развивающих. В ней много внимания уделено развитию технологий, лежащих в основе производства микроэлектроники, в первую очередь EUV-фотолитографии, и перспективам развития микроэлектроники, в том числе перспективам дальнейшей реализации закона Мура.

Как пишет Миллер, «поразмыслив, можно сказать, что чип создал современный мир, так как наше общество и наша политика определили характер исследований, проектирования, производства, сборки и использования чипов», однако «нет никакой гарантии, что чипы останутся такими же важными, какими они были в прошлом… Знаменитый закон Гордона Мура — это всего лишь предсказание, а не физический факт… В какой-то момент законы физики сделают невозможным дальнейшее уменьшение размеров транзисторов. Еще раньше их производство может стать слишком дорогим. Темпы снижения стоимости уже значительно замедлились. Инструменты, необходимые для производства все более мелких микросхем, стоят ошеломляюще дорого, не говоря уже о машинах для EUV-литографии, стоимость каждой из которых превышает 100 млн долларов».

По мнению Миллера, «прекращение действия закона Мура стало бы катастрофой для полупроводниковой промышленности и для всего мира… Однако Джим Келлер, звездный разработчик полупроводников, которому принадлежит огромная заслуга в преобразовании чипов Apple, Tesla, AMD и Intel, заявил, что он видит четкий путь к пятидесятикратному увеличению плотности размещения транзисторов в чипах… Несмотря на все разговоры о том, что действие закона Мура закончилось, в индустрию чипов вливается больше денег, чем когда-либо прежде… Дефицита инноваций явно не наблюдается».

А нам в России стоит особо отметить, какое внимание Миллер уделяет разработке EUV-фотолитографии, которую он считает ключевой технологией, необходимой для производства современной микроэлектроники. И хотя в России уже почти 15 лет как разработаны ключевые технологии, необходимые для создания этой машины и был создан ее макетный образец, ее создание стопорится по необъяснимым причинам, о чем мы неоднократно писали. А ведь без этой машины наше участие в войне чипов становится бессмысленным.

КрисМиллер «Война чипов. Борьба за самую важную технологию в мире» (Chip War The Fight for the World's Most Critical Technology By Chris Miller. Scribner. An Imprint of Simon & Schuster, Inc. Copyright © 2022 by Christopher Miller.

Печать