Корни миграционного кризиса: проблема безопасности

Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – о глубинных причинах неприязни значительной части россиян к мигрантам.

Цифры против цифр

Представители ВЦИОМ сообщили о том, что, по данным проведенных опросов, 81% россиян не испытывают неприязнь по отношению к мигрантам, а о наличии негатива в отношении «гастарбайтеров» заявили лишь 12% респондентов.

Сетевая общественность, естественно, отреагировала на это весьма саркастично. Большинство реакций на это известие прекрасно описывают реплики вроде «опрос проводили на рынке “Садовод”» и «наверное, социологи перепутали цифры местами».

И этот скепсис основывается не только на субъективном опыте и личных ощущениях. Опрос, проведенный в апреле 2024 г. «Левада-центром»* показал, что 56% респондентов выступают за частичный или полный запрет въезда в Россию для граждан республик Средней Азии. Только 22% опрошенных готовы видеть их среди ближнего круга, и еще 17% - среди жителей России.

Наиболее свежее исследованием ФОМ по вопросу отношения к мигрантам (за март 2022 г.). Тогда 49% опрошенных заявили, что следует существенно ограничить въезд мигрантов из Средней Азии в их город или поселок. Против таких ограничений выступили 33% респондентов.

Куда более достоверно уровень ксенофобии в России демонстрируют последние «эксцессы» в сфере межнациональных и межэтнических отношений. Еврейский «недопогром» в Махачкале, реакция общества на теракты в «Крокусе» и Дербенте, конфликт вокруг запрета на ношение никабов – все эти события наглядно подтверждают, что с «дружбой народов» в России все обстоит далеко не так прекрасно, как докладывают социологи. И это заставляет нас обратиться к вопросу о причинах роста межнациональной напряженности.

По моему мнению, данные ВЦИОМ – это либо результат не вполне корректно сформулированного вопроса, или последствие нежелания слишком большого числа россиян участвовать в опросе поллстера. И автор этих строк был бы рад серьезно ошибиться. Потому что «проблема мигрантов» существует, и степень ее остроты для общества лишь повышается в последние годы.

Аномийный шторм

Крайне негативное отношение общества к мигрантам и в целом высокий уровень ксенофобии – это в том числе следствие проблем в сфере безопасности. Существенная часть мигрантов – это выходцы из регионов и стран, для которых характерны широкие масштабы распространения аномийного поведения.

При помощи термина «аномия» социологи описывают состояние общества, в котором была разрушена устойчивость социальных норм и институтов, возникло ощущение неопределенности и нестабильности условий существования и тотальное расхождение между провозглашаемыми обществом целями и доступностью для массы людей законных средств их достижения. В узком смысле под аномией принято понимать именно общество, переживающее состояние резкого слома социальных норм и институтов. В наиболее четкой форме аномия в узком смысле слова проявляется в обществах, вовлеченных в гражданские войны и локальные конфликты либо переживающие период краха государственности.

Поведение их представителей зачастую выстраивается именно на основе нарушения отправленных на свалку истории социальных норм, замене их «правом сильного» или частичной реставрации более примитивных общественных укладов (причем в наиболее жестких их изданиях).

Ярким примером аномийного поведения могут служить причины ныне подзабытого конфликта в Кондопоге. Первые беженцы из Чечни появились в этом карельском городке еще в 1990-х гг. И с ними у коренного населения не возникало никаких конфликтов. Потому что эти люди большую часть жизни прожили в «нормальном обществе» – в условиях наличия современного законодательства и эффективного аппарата его исполнения. Это были врачи, учителя, юристы, инженеры, слесари, строители, бежавшие от войны и разгула бандитизма. В начале 2000-х Кондопогу накрыла вторая волна миграции из Чечни. И в этот раз в город ехали уже преимущественно молодые люди, сформировавшиеся как личности в условиях перманентных военных столкновений, отсутствия единой системы публичного управления, пропаганды религиозного экстремизма и господства «кулачного права» в республике. Как результат, в городе очень скоро начались массовые волнения с требованием выселить «новых гостей».

На аномийных территориях (даже после завершения острой фазы социального кризиса) закон зачастую подменяют обычаи, традиции и негласные понятия, суды и полиция коррумпированы. Единственной гарантией обеспечения собственных прав для жителей этих территорий служит наличие навыков использования насилия (что способствует широкой популяризации единоборств) и толпы друзей и родственников, готовых приехать по первому звонку и, так сказать, «решить конфликт неправовыми методами». Градус конфликтов здесь тоже гораздо выше. Высокий уровень насилия способствует психопатизации общества. И в итоге толчок плечом может породить смертельные оскорбления, не ответить на которые не возможно (иначе даже твои близкие перестанут относиться к тебе как к полноценному человеку). «Гиперагрессоры» не составляют большинства даже у себя на родине, но относительная слабость государства обуславливает ситуацию, при которой они превращаются в социальных лидеров, в том числе за счет организации криминальных сообществ и вступления в ряды влиятельных объединений религиозных экстремистов. И потому, к слову, когда эти «недопассионарии» уезжают в Россию, большинство их соседей вздыхают с облегчением.

Ситуацию усугубляет то, что для аномийных территорий характерен высокий уровень традиционализма. Что в нашем случае предполагает клановость и в целом реставрацию родоплеменных отношений наряду с распространением радикального национализма и религиозного фундаментализма.

Прекрасной иллюстрацией жизни в условиях «аномийного сообщества» может служить, например, история Надырхана Кадирханова и Магомедрасула Мутаева. Первый якобы упомянул в разговоре со знакомым, что слышал где-то о связях отца Мутаева с наркоторговцами. В итоге Кадирханова пригласили «на поговорить», вывезли под угрозой оружия из города, а потом подвергли пыткам (в том числе с него срезали лоскуты кожи) и унижениям, от подробного описания которых лучше воздержаться (скажу одно – немалое число психически здоровых мужчин после этого полезли бы в петлю). Хуже того, подробности произошедшего стали распространяться среди знакомых Кадирханова. В итоге юноша застрелил своего обидчика. И многие дагестанцы с пониманием отнеслись к этому поступку. Потому что, во-первых, ни один мужчина в республике (да и, пожалуй, в целом на планете Земля) не мог бы продолжать нормальную жизнь после пережитого Кадирхановым. И во-вторых, профессиональному бойцу Мутаеву не составило бы труда потребовать от Кадирханова ответить за свои слова традиционным способом – «настучать по лицу» или заставить публично извиниться. Но он откровенно «перегнул палку», нарушая, в том числе, и законы, и устоявшиеся традиции народов республики.

С известной долей условности к территории распространения аномии можно отнести большую часть постсоветского пространства, включая, в первую очередь, ставшие полем боя страны и регионы. И да, это касается в том числе регионов, которые уже давно объявили «спокойными и следующими пути прогресса». Так, 20 июля 2024 г. в Дагестане группа из нескольких десятков ваххабитов убила местного участника СВО, ранили его братьев и избили отца.

Масштабы распространения аномийного поведения среди мигрантов сложно оценить объективно. Так, например, данные о динамике числа преступлений, совершенных гражданами и лицами без гражданства, предоставляемые МВД и СРК, существенно отличаются. Также нужно понимать, что в эту статистику не попадают эпизоды, когда жертва побоялась обращаться в полицию или встретилась с отказом возбуждать уголовное дело даже при наличии явного состава. Равным образом «мигрантская статистика» не охватывает людей, лишь недавно получивших российский паспорт. Наконец, значительная часть межэтнических конфликтов происходит с участием внутренних мигрантов из вполне конкретных регионов.

Однако даже наиболее «вегетерианская» статистика МВД свидетельствует о наличии существенных проблем. Во-первых, после длительного снижения числа преступлений, совершенных мигрантами в 2013 – 2019 гг., начался устойчивый рост этого показателя. В том числе существенно увеличилось количество тяжких и особо тяжких преступлений (их количество увеличилось на треть по сравнению с показателями 2013 г.). При этом каждое третье преступление, совершенное мигрантами, относится к тяжким и особо тяжким.

Силовой дефицит

Причины достаточно высокого уровня насилия среди мигрантов и со стороны мигрантов объяснимы. Вполне ожидаемо, выходцы из «аномийных регионов» воспроизводят привычный им жизненный уклад и на новом месте пребывания. И это облегчает то, что российская полиция на сегодняшний день, увы, в большинстве случаев неспособна выполнять стоящие перед ней задачи. Штатная численность МВД приближается к отметке в 1 млн человек. И в то же время в системе ощущается острый дефицит кадров (на 2023 г. его масштабы достигали 90 тыс. человек). Причем по большей части он касается низового уровня: не хватает участковых, оперативников и в целом сотрудников, работающих «на земле». Сам глава МВД Владимир Колокольцев не раз отмечал угрожающие масштабы «текучки» в полиции: условия работы способствуют тому, что из системы вымываются самые перспективные кадры. Сочетание этих факторов и породило знаменитое «когда убьют, тогда и обращайтесь».

В результате выходцы из «аномийных регионов» все меньше боятся «людей в погонах» (даже при наличии у последних при себе огнестрельного оружия). И мы все чаще встречаем в новостных лентах известия из категории «страна возвращается в девяностые» (вспомним и о частых массовых драках с применением оружия, и о, например, деле «кохомского стрелка»). Сейчас большинству обывателей достаточно легко представить, что банальный бытовой конфликт или мелкая ссора с мигрантом обернется в лучшем случае индивидуальной рукопашной, а в худшем – появлением на пороге дома толпы бородатых мужчин с ножами и травматами. Естественной реакцией общества на это становится страх. А страх всегда порождает ненависть. Которую сопровождает снижение авторитета властей. Граждане все меньше видят в них реальную защиту от криминального «беспредела». Показательно, что в структуры, подобные «Русской общине» и «Северному человеку», люди чаще всего приходят с обращениями о помощи и защите, поскольку не рассчитывают на полицию. И сами эти объединения во многом позиционируют себя в публичном пространстве именно как фактически структуры самообороны, способные гарантировать своим членам защиту в случае конфликта с агрессивными мигрантами.

Безусловно, у нынешнего «миграционного кризиса» есть пути решения. Но о них мы порассуждаем в последующих публикациях.

*«Левада-центр» включена в список некоммерческих организаций - иностранных агентов. Печать