Суд над преступным киевским режимом – дело времени

Дипломат, посол по особым поручениям по преступлениям киевского режима, соучредитель фонда «Помогаем Нашим» Родион Мирошник – о сборе материалов и доказательств военных преступлений Киева.

– За последние неполные два месяца резко увеличилось количество преступлений киевского режима на территории Российской Федерации – Донецка, Белгорода, Ил-76, Лисичанск. Каким образом происходит фиксация этих преступлений?

– На сегодняшний день существует целая система, но тут нужно разделять два направления. Первое направление – следственные органы. Это Следственный комитет, военное следственное подразделение, прокуратура и это доведение до суда. Вся процедурная система доказывания, сбор материала, все регламентировано и этим, конечно, занимаются наши следственные органы.

И есть еще один трек, который я бы назвал политико-информационно-дипломатический. Как МИДу, как дипломатам, как информационщикам нам нужны данные здесь и сейчас. Это фиксация тех событий, которые имеют тенденции к тому, чтобы получить определение преступлений, для того чтобы с ними работать в политической сфере. Потому что как только происходят какие-то события, тут же начинается информационная война. Мы это видим на информационных площадках. Мы это видим на международных дипломатических площадках, таких, как ОБСЕ, ООН, СБ ООН, Совет по правам человека…

– Ну взять хотя бы заседание Совета Безопасности ООН по Лисичанску в начале февраля.

– Безусловно. Практически по всем значимым событиям за последнее время, которые произошли – это и обстрел Белгорода, и дважды обстрел Донецка, катастрофа, которая произошла в Лисичанске – по всем этим событиям наша делегация инициировала заседания Совета Безопасности ООН. И там мы, конечно, излагали точку зрения. Официальную позицию России. Выставляли все претензии, которые мы можем выставить против государства, которое наносило удар, Украины. В ее лице делегации, которая там находилась. Вот на этом треке нам нужна очень важная достоверная оперативная информация. Поэтому мы выстроили сейчас свою стройную систему, которая позволяет нам собирать эти данные. Мы взаимодействуем с федеральными органами власти и очень благодарны за выстроенную координацию. Это и Министерство по чрезвычайным ситуациям, и МВД, и Минздрав. Это Следственный комитет, но там есть ограничения – тайна следствия, поэтому там далеко не всем можно делиться. Это и региональные органы власти. На каждой территории, которая граничит сейчас с линией боевого соприкосновения, по указу президента, созданы оперативные штабы, и вот в этих штабах концентрируется, наверно, самая достоверная информация. Просто они находятся на земле.

Сейчас мы работаем с институтом при МГИМО, Это Институт международных исследований, вместе с которым мы создаем целую систему, позволяющую создать базу данных, в которой будут концентрироваться видеоматериалы, визуальные материалы, информационные данные, связанные с этими преступлениями.

– Вы недавно презентовали эти материалы в Минске.

– Мы представили часть материалов. Мы начали опробовать такую форму – когда западный мейнстрим пытается нас блокировать через традиционные информационные потоки, то мы находим варианты, каким образом общаться с людьми напрямую. С первым таким опытом мы поехали, конечно, в Минск. Это наши браться, Союзное государство. Мы собирались в несколько закрытом формате с общественностью, с профессионалами и презентовали выставку вместе с агентством ТАСС, которое с нами сотрудничает по этому поводу.

Мы привезли туда достаточно жесткую фотовыставку, что называется «без ретуши», мы привезли туда фото-данные с мест обстрелов, с мест трагедии, там, где есть погибшие люди, там, где идет эвакуация. Все, что зафиксировано, чтобы не было никаких иллюзий. И дальше мы уже приводили статистику, рассказывали о ситуациях, в которых оказываются люди в прифронтовой зоне, когда совершаются действительно преступные действия. Это могут быть обстрелы больниц, это могут быть убийства и расстрелы людей. Это насилие, это то, чем буквально промышляет украинско-киевская власть, не брезгуя ничем, и под зонтиком Запада игнорирует вещи, которые касаются международного гуманитарного права.

Наша задача была предъявить эти факты. Конечно, не все, потому что сейчас для того, чтобы предъявить о событиях десятилетней истории, это надо ну очень много времени. Думаю, что пиком будет некий трибунал, где каждому будет предъявлено, по каждой персоналии, чтобы люди, которые стали жертвами украинских нападений, нарушений, преступлений, не остались без сатисфакции. Это направление, о котором заботятся и наши следственные органы, и мы в том числе, потому что нам крайне важно, чтобы был сформулирован политический трек, и на международном уровне тоже было понятно, за что идет война. Почему мы принимаем такие решения, чем именно промышляет украинская сторона, что из себя представляет режим, который сегодня реально там есть.

– Вот Вы сказали об истории почти десятилетней давности. Сразу вспомнился обстрел в Луганске, в вашем родном городе, с самолетов. Это чудовищное преступление. И оно уже даже на тот момент не было первым.

– Для многих тогда это было шоковым состоянием. Это было 2 июня 2014 года, когда у подавляющего большинства людей даже в голове не укладывалось, что против граждан некогда одной страны может быть применено оружие, в частности авиация.
В течение нескольких недель над городом кружили самолеты. К ним уже начинали привыкать. И тут 2 июня был совершен чудовищный акт, штурмовик зашел над центром города и просто выпустил обойму, расстреляв Центральный парк. Восемь человек в тот же момент просто остались лежать на мостовой перед зданием областной администрации. И в самом здании администрации зияла дыра, в которую были выпущены снаряды украинской стороной. Для многих людей это стало точкой бифуркации, после которой возврат невозможен. Люди поняли, что между этим штурмовиком и киевским режимом, который пошел этим путем, произошел «водораздел», когда уже не будет по-прежнему.

– Ну а дальше пошло по нарастающей.

–Там шло два трека. С одной стороны, непримиримая оппозиция украинского режима, который неотделим от Запада, потому что они продолжение его. Другая сторона – сначала в лице республик, поддерживаемых Россией все время искали дипломатический путь разрешения. Как минимум сейчас могу говорить о семи площадках, на которых предпринимались действия для того, чтобы найти пути урегулирования. Это была площадка ОБСЕ, потом женевский формат. Потом нормандский формат,

Потом Минский формат. Минск-1, Минск-2, потом был Париж, масса ситуаций, при которых Россия предпринимала целую серию шагов для того, чтобы найти способы урегулирования. И в это же время обратная сторона занималась только тем, что не принимала возможности республик договариваться, а Россию всячески пыталась назвать виновником. Так же, как было на заседании Совбеза ООН, которое мы упомянули, мне в голову врезалась фраза представителя США, который начал свою речь со слов: «Мы детально не знаем, что произошло в Лисичанске, но мы точно знаем, что виновата Россия».

– Мы не читали, но осуждаем.

– Абсолютно точно. И вот в этом лейтмотиве проходили все сателлиты, которыми управляют американцы, они вещали именно в этом стандарте. Т.е. Россия виновата. Россия агрессор. Россия должна ответить, а что там было в Лисичанске – нет, не знаем. Не слышали.

– Кто принимал решение…

– Это вообще никого не интересует. Во время заседания СБ ООН даже непостоянные члены, Великобритания, США и французы, они все дули в одну дуду. Они все говорили одно и то же. Французы рассказывали про своих сотрудников гуманитарных миссий якобы, другие вспоминали о том, какую информацию им передала Украина, но никто из них не сказал, что 28 человек погибли по вине украинской стороны, что туда прилетел американский реактивный снаряд, что это было одно из общественных мест в городе Лисичанске, которое находится в прифронтовой зоне, по которому в субботу в середине дня была выпущена серия ракет. И никого это не взволновало.

– Никого не волнует, кто отдает приказы на ковровые удары по Донецку, по Лисичанску, по Белгороду…

– Мы знаем, даже такой момент, у Хаймерсов, которые, по данным Следственного комитета, были использованы для ударов по Лисичанску, есть система целеполагания и разрешения удара, принадлежащие изготовителю, т.е. американцы давали разрешение на нанесение удара из Хаймерс. И они не могли не знать. Потому что именно они давали разрешение на то, чтобы этот удар был нанесен. Кто его инициировал, какую политическую задачу они перед собой ставили это придется выяснить. Но в данном случае, кто виноват и кто непосредственно в этом участвовал сомнений нет никаких. Ни в истории с Лисичанском, ни со сбитием Ил-76 над Белгородской областью.

– Бог с ним с коллективным Западом, с этим сообществом, а другие страны как реагируют на те данные, которые вы представляете? Их принято сейчас называть глобальным Югом, глобальным Востоком…

– Здесь и стоит задача сориентировать их в эту сторону. Мы уже опробовали одну из таких форм по отношению к Белоруссии, нужно было, что называется встретиться с друзьями и поделиться этими данными. И поверьте, у меня была там встреча с общественными организациями, меня не выпускали оттуда более трех часов. Представители общественности требовали новых данных, новых суждений, моих комментариев, интерес просто фантастический. И я знаю, что в ряде государств есть такой же интерес к реальным данным, событиям, фактам.

Пока не имею морального права озвучивать это, но у нас есть уже целый список стран, в которых мы намерены провести такого рода встречи, причем с представителями общественности, с профессионалами, медийщиками, блогерами, чтобы предъявить факты, ответить на интересующие вопросы. Не завалить пропагандой, как это делает сегодня западный мейнстрим, а ответить на вопросы, которые интересуют людей. Если у них есть желание узнать и создавать взвешенную позицию государства или формировать собственное суждение. Мы им эту пищу дадим для размышления. Мы им это гарантируем.

Сейчас мы ищем различные формы, и ту не отстают наши представительства в других странах, в международных организациях. Просто ряд международных организаций катастрофически деградировали, и там мы, по сути, ведем войну. Представители наши вынуждены занимать оборонительную позицию и отбиваться от каких-то тотальных нападений со стороны Запада. А есть страны, в которых наши партнеры хотят знать, требуют все больше и больше информации, говорят, дайте нам факты для того, чтобы мы могли принимать взвешенные решения. Эффективность гораздо выше там, где есть открытый диалог, где есть желание слышать, разобраться в том, что сейчас происходит.

– Вы говорите, о деградации институтов международных. Она же тоже не вчера началась. Очень хорошо помню, это середина двухтысячных, когда в ООН была организована выставка украинской стороной, посвященная голодомору и цель была одна – признать голодомор геноцидом украинского народа. А фотографии на этой выставке были сделаны в Поволжье в 20-е годы ХХ века. В России. И несмотря на то, что говорили, что это подлог, что это фальсификат, что это не так, народ ходил, смотрел, и все это работало.

– Работало и, к сожалению, работает, гипертрофированно работает. Потому что утрачен механизм ответственности, когда представитель государства становится нерукопожатным, если он соврал. Сейчас этого нет. На международной площадке может появиться какой-то персонаж, который может наговорить откровенной лжи, которая не сопоставляется ни с какой реальностью. К примеру, была такая г-жа Денисова со стороны Украины, омбудсмен на тот момент, где она рассказывала про дичайшее количество изнасилований. А потом она сказала, мне ГУР сказал это говорить, я и сказала. И что? Государство Украину кто-то дисквалифицировал? Кто-то им предъявил за откровенную чушь и поклеп? И потом эту ложь неоднократно повторяли, и ничего не изменилось. Жена Зеленского приезжает в Лондон и продолжает нести ту же самую чушь, абсолютно не подтвержденную ни фактами, ни доказательствами, ничем. И кто-то от нее отвернулся? Нет, она ходит по Лондону, делает покупки в самых дорогих магазинах.

– Может быть, немного не по теме. Интенсификация обстрелов, то, что в широком понимании мы называем преступлениями киевского режима против граждан России и против собственных граждан Украины, – это агония режима?

– Пока нет. Появился определенный перелом, инициатива перешла к нашим войскам на поле боя, мы достаточно серьезно продвигаемся, диктуем условия на поле боя.

На Купянском направлении, Марьинка, как мы стали их отодвигать, как они стали проседать, терять свои позиции, мы видим, что буквально в разы количество обстрелов увеличилось по ДНР, по Херсонской и Запорожской областям. По гражданским объектам количество обстрелов становится все больше и больше. Сейчас мы фиксируем более 2000 прилетов по гражданским объектам каждую неделю. По детским садам. По жилым домам, по школам, медицинским учреждениям, у нас огромное количество фактов. Каждую неделю 50-70 человек страдает от этих налетов и обстрелов. Каждую неделю! Из них каждый четвертый погибает. Эту жестокую статистику мы фиксируем с августа-сентября минувшего года. Белгород, Донецк, Лисичанск – это все добавляет печальную кровавую статистику, которая ложится на украинский режим.

Мы наблюдаем тенденцию – десятки людей пострадали в результате сброса с беспилотников. Беспилотники кружат над городскими улицами, выслеживают стариков, детей, группы людей, машины Скорые помощи, сбрасывая гранаты или мины. В Ясиноватой они умудрились сбросить в трубу дымохода мину 82 калибра, мина разорвалась, были убиты муж и жена 71 и 73 года. Кому помешали эти люди? Если коптер смог сбросить мину в маленькое отверстие дымохода, значит, они прекрасно все видят. Это циничные преднамеренные действия, которые направлены на убийство мирных жителей. И называется это – военные преступления. Это полное игнорирование международного гуманитарного права. А на Совбезе ООН каждый второй сателлит англосаксов говорит: «Украина чтит международное гуманитарное право». Как? Когда сбрасывает мины и бьет по мирным гражданам? Когда людей делает своим живым щитом. Когда врет про украденных детей, когда распространяет фейки о якобы зверствах российских солдат.

– Или когда размещает системы ПВО в жилых кварталах.

– Россия наносит свои удары по военным объектам. Принципиальная разница. Украина – по школам, больницам, детским садам. Россия наносит удары по военным подразделениям, стараясь лишить клыков и зубов, любых военных возможностей украинских военных, которые угрожают российским территориям и российским гражданам.

– Тема возможного военного трибунала уже была затронута. Кто должен будет на нем предстать? И в какой форме он должен проходить?

– Сразу оговорюсь, что эта тема находится в дискуссии. Это логично и закономерно. Условия Нюрнбергского трибунала были сформулированы, точнее, согласованы в Ялте. Договорились, какие будут правила, какой будет Устав, как он будет проходить. При этом мы понимаем, что не только Нюрнберг был, был и Краснодарский процесс, и Харьковский процесс и Хабаровский процесс. Сейчас отчасти эти процессы уже идут. По данным Следственного комитета, которыми я располагаю, более 350 боевиков уже получили свои сроки. Получили они от 12 лет до пожизненного.

Например, боевик стоял на блокпосте, ехала машина, в ней были люди с белыми ленточками. Ему показалось, что они что-то нарушают, он решил их расстрелять. В результате в машине ехали отец, мать и ребенок, все погибли. Просто потому, что ему что-то показалось. У него было в руках оружие, он решил его использовать против мирных граждан. За эти преступления уже наступает ответственность и реальные сроки. Следующим этапом будут начальники, среднее военное звено, которое отдавало приказы, которые ретранслировало преступные приказы.

И верхушкой айсберга, конечно, должен быть суд над политическим режимом Украины. Вопрос, когда это произойдет, когда уже будет виден и понятен итог СВО, а мы не сомневаемся, что он будет. Здесь остается только вопрос – когда? В любом случае, ответственность настанет. Это непреложный факт. Сейчас есть те, кто по этому поводу ухмыляется, говорят: Зеленского то спасут. Знаете, США на протяжении полугода не могут выделить деньги, договориться о финансировании кровопролития на Украине. Очень быстро после этого желающих приютить у себя токсичную фигуру господина Зеленского и его шайку будет все меньше и меньше. А среди желающих принять его у себя и посадить на скамью подсудимых останемся только мы. Так что это вопрос лишь времени и того, как будут развиваться события на поле боя.

– Кроме того, что вы дипломат и посол по особым поручениям по преступлениям киевского режима, вы еще и соучредитель благотворительного фонда «Помогаем нашим». Чем этот фонд занимается?

–Это та часть жизни, которая связана с так называемыми новыми территориями, прифронтовыми регионами. Мы с коллегами – Эвелиной Закамской, Юлией Витязевой выступили соучредителями. А потом вокруг нас образовалась целая группа волонтеров. Мы выбрали свое направление, это медицинская помощь. Мы столкнулись с огромным числом людей гражданских, в прифронтовой зоне, которым нужна помощь, которые пострадали от обстрелов. Нужна помощь военно-медицинским подразделениям. Мы гордимся тем, что смогли собрать деньги и купить компьютерный томограф для аэромобильного госпиталя, который работает на линии соприкосновения.

Сейчас мы договариваемся с производителями высокотехнологичного оборудования, с тем чтобы снабжать им наших врачей. Это профессионалы высочайшего уровня, которые чуть ли не на пеньке могут делать операции на головном мозге. Я, конечно, утрирую, но я видел, в нескольких километрах от передовой ребята спасают жизни и оперируют под грохот артиллерии.

Около 1,5 тысяч человек через наш фонд прошли реабилитацию, лечение, мы помогли им с проведением операций. Мы работаем с бывшими военными, которые были ранены, и им требовалась реабилитация. Мы работаем с детьми. И я хочу выразить огромную благодарность Федеральному медико-биологическому агентству, с которым мы работаем в тандеме. Каждый месяц мы привозим детей с мамами из ДНР и ЛНР. Знаете, когда приезжает ребенок из Горловки или из Кременной, он первые несколько суток просто не спит от звенящей тишины. Или ему становится страшно, потому что где-то недалеко аэропорт. И только через несколько дней ребенок расслабляется, начинает «выдыхать», с ним работают психологи, реабилитологи, если они выявляют какие-то заболевания у ребенка, то мы ищем возможность отправить его на лечение. Ведь прифронтовая зона – это особые условия жизни, оказаться в которых не пожелаешь никому. Но если там есть люди – им нужна помощь. И мы стараемся с коллегами из фонда «Помогаем нашим» эти проблемы решать.

Печать