Избиратели выбирали «чуткую власть»

Журналист, эксперт Центра ПРИСП Петр Скоробогатый и директор по политическому анализу компании ИНСОМАР, эксперт Центра ПРИСП Виктор Потуремский – об итогах Единого дня голосования.

Высокий процент голосов у победителей, триумф фаворитов, доминирование «Единой России», практически отсутствие предвыборных скандалов — кажется, что Единый день голосования был начисто лишен интриги, а избиратели голосовали за стабильность и привычную картину мира. Однако «на земле» запросы избирателей были вполне конкретными, и политикам пришлось отвечать содержательными программами, считают в компании ИНСОМАР, которая занимается политической социологией и сопровождает электоральные процессы во всех регионах страны.

О чем были выборы-2023 года? Рассказывает Виктор Потуремский, директор по политическому анализу Института социального маркетинга.

— Виктор Александрович, что было особенного в электоральной кампании этого года?

— У нас в России с 2022 года действует эффект, который носит название «сплочение вокруг флага», «донбасский консенсус» — как угодно можно это называть, понятно, о чем идет речь. Устойчивость, сплоченность, ресурс российского общества как никогда силен, адекватен внешним вызовам и угрозам.

Но есть принципиальное отличие голосования 2023 года от 2022-го. Мы помним, что за этот срок произошел ряд драматических событий: мобилизация, Купянск, Изюм, трудная зима, военный мятеж. Сам факт, что СВО продолжается. Все это факторы, задающие турбулентность и особое содержательное поле, это вызов и для донбасского консенсуса. Но все-таки он сохраняется.

При этом возникает новая специфика электорального поля, косвенно связанная и с феноменом СВО. Это запрос на нормальность, на устойчивость, особенно в ближнем круге (семья, друзья, соседи). С точки зрения выборов глав регионов и заксобраний это максимальная сосредоточенность избирателя на внутренней повестке региона, на значимых проектах, темах, которые людей касаются непосредственно.

— Можно ли сказать, что избиратель как бы отгораживается от страхов и тревог, связанных с СВО, и пытается сосредоточиться на том, что касается его рутинного бытия?

— Найти грань, где заканчивается повестка федеральная и начинается региональная, в условиях 2023 года, на мой взгляд, невозможно. То есть СВО — это общая рамка, и я говорю про это уверенно, как социолог. Российское общество смотрит на все происходящее прежде всего через эту призму. И через эту призму оценивает власть: как она выполняет взятые на себя обязательства, насколько она обеспечивает безопасность и устойчивость, насколько она эффективна — заканчивая тем, какого качества тротуар и как работает водопровод.

Турбулентность и неопределенность, равно как и страхи, с этим связанные, приводят к тому, что у избирателей доминирует рациональная и прагматичная установка, они хотят конкретных ответов, как будет действовать власть в этих условиях.

— На выборах 2022 года была известная история, когда кандидаты, пытающиеся выстроить программу исключительно на теме СВО, не «взлетали». Избиратели очень настороженно относились к такому выбору.

— Мне кажется, что тут есть путаница. Прежде всего избирателей интересует, насколько кандидат или политическая сила способны решать конкретно их проблемы. СВО является недостаточным аргументом, чтобы ответить на этот вопрос. Но в то же время очень важным и существенным. Здесь парадокс: повестки СВО недостаточно, чтобы претендовать на власть, но не отвечать на этот вопрос кандидат или партия не могут.

— Можно ли говорить, что высокая явка стала сюрпризом этого ЕДГ?

— Сюрприза не вижу. Во всех регионах показатели явки попали в прогнозы.

Высокий интерес к выборам на Чукотке, на мой взгляд, понятен. Интересный кандидат, смена власти — и имеем такой результат.

Московская область. Стоит отметить успех Андрея Воробьева и его избирательной кампании в целом. Трудно представить, кто мог бы составить ему конкуренцию. Избиратели с ним действительно связывают надежды на сохранение статуса и развития региона. С другой стороны, в Московской области сложилась уникальная и эффективная система коммуникации между властью и населением. Здесь актуальны тезисы про «чуткую власть».

— Говорят, на повышение явки повлияло электронное голосование. Только в Москве или в других регионах тоже?

— Москва в части ДЭГ регион-лидер и законодатель моды в силу накопленного опыта, здесь оно внедрялось раньше, чем у других. Ну и ДЭГ хорошо ложится в московский городской стиль. Участники фокус-групп говорят, что это удобно, логично и вообще — разве может быть как-то по-другому?

Да, ДЭГ дает увеличение явки, как и трехдневное голосование, которое стало нормой и тоже хорошо воспринимается избирателями.

Роль губернаторов

— Какова в нынешней жесткой вертикали власти роль главы региона, как ее понимает избиратель? Ведь деньги и программы развития идут из Москвы. Губернатор становится все больше исполнителем, нежели креатором, который ранее мог приводить в регион частные инвестиции и планировать оригинальную стратегию развития?

— Я не очень согласен с этой подачей. Давайте посмотрим на Глеба Никитина в Нижегородской области, который точно остается за пределами этой модели, как и большинство успешных губернаторов, которые лично занимаются вопросом развития производств и созданием рабочих мест.

Все, что связано с инвестициями, внутренними и иностранными, в условиях СВО, работой с внебюджетными фондами, — это задача губернаторского корпуса.

Второй момент — уровень запроса со стороны избирателей. В 2023 году губернатору нельзя оставаться в роли просто исполнителя некой внешней воли. С одной стороны, за все происходящее в регионе отвечает он, и это наказ президента. С другой — избиратели хотят, чтобы глава региона был большой, знаковой фигурой.

И последнее: давайте вспомним про аутсайдеров. Есть Хакасия и Валентин Коновалов. Это электоральная травма. Его избрали пять лет назад, протестуя против Виктора Зимина. Что происходит в республике? Деградация института региональной власти. Там люди считают, что от региональной власти мало что зависит, и это принципиально отличается от того, как воспринимают власть, например, в Красноярске.

— А как в Красноярске?

— Если посмотреть на повестку красноярских выборов, она носит очень конкретный, прагматичный, содержательный характер. Развитие региона, промышленный потенциал, развитие краевого центра и так далее. И самое главное — без ропота на какие-то злые силы, которые извне или изнутри не позволяют развивать регион.

— В таких регионах уровень сознательности избирателей выше? То есть люди точнее формулируют, чего именно хотят от власти?

— Две тысячи двадцать третий в целом — это год избирателей как компетентных заказчиков для власти. Для них эффективная работа власти становится такой же понятной вещью, как ликвидация ямы на дороге. Люди хотят эффективности — раз. Их запрос носит предметный характер — два. Более развернутого и точного запроса к власти мы не припомним.

Не «сделай что-то как-нибудь», а сделай то, что мы хотим, так, как мы хотим, и не забудь еще с нами обсудить и посоветоваться. Растет запрос на коммуникацию и ее качество.

Большинство глав регионов — выпускники специальной программы РАНХиГС, «Школы губернаторов», где делают особый акцент на прямую эффективную коммуникацию. Мы упоминали Воробьева, у него качество коммуникации влияет на легитимность власти и на доверие.

— В Московской области делают ставку на развитие электронных средств обратной связи, ту же программу «Добродел». А как же личная коммуникация, когда губернаторы ходили в народ? Это уже не в моде?

— Понятно, что если мы сейчас выйдем в поле и начнем исследования, то в Московской области услышим в том числе запрос на большее количество прямых встреч с губернатором и чиновниками.

Но здесь вопрос эффективности. Что имеет большее значение? Да, личная встреча — это событие, люди на фокус-группах говорят об этом. Но с точки зрения жизни и регулярного функционирования системы управления гораздо важнее сообщить власти о проблеме и быстро получить ответ. Цифровые платформы, если они эффективно действуют, дают фору личным встречам.

Это еще и вопрос политики и образа губернатора. Какие кейсы требуют личного участия? Понятно, что это чрезвычайка, неприятные события. Но и позитивные поводы. Например, как Собянин и Воробьев перерезают ленточку на открытии МЦД. Или как Глеб Никитин презентует крупные инфраструктурные решения, которые сильно влияют на регион. Избиратель это видит и высоко оценивает.

— Вернемся к Хакасии и вопросу о функционале губернатора. Вот пришел Валентин Коновалов из КПРФ, особыми успехами за пять лет не запомнился, но деньги из федерального бюджета продолжают приходить в республику, строятся больницы, благоустраивается территория, и люди автоматически записывают эти достижения на счет действующего главы. Некоторые считают, что Сергей Сокол от «Единой России» на этих выборах оказался едва ли не в роли оппозиционера.

— Есть обязательная программа, а есть произвольная. Руководитель должен использовать все доступные ресурсы для развития региона и повышения качества жизни людей. Ресурсы бизнеса, власти, нематериальные ресурсы.

Достаточна ли компетенция Коновалова в Хакасии для выступления по обязательной программе? Судя по всему, нет, потому что региону приходилось средства возвращать. Вдумайтесь: регион не способен освоить деньги, которые ему выделяются из федерального бюджета. Это прямой показатель неэффективности.

Показатели среднего уровня дохода в Хакасии далеки от идеала. Зависит ли это от власти региона? Да, безусловно, зависит. Как объяснить, что Красноярск и Кузбасс богаче? Мягко говоря, это несправедливо для республики, имеющей перспективную экономику, и металлургию, и полезные ископаемые.

Способен ли губернатор привлечь дополнительные ресурсы? Мы тоже этого не видим, а ведь в 2018 году коммунисты обещали сделать из Хакасии образцово-показательный регион.

— Примерно десять лет назад стартовали крупные федеральные программы строительства дорог и благоустройства в регионах. Сегодня их результат серьезно влияет на показатели кандидатов от власти.

— ИНСОМАР летом проводил исследования, результаты которых, может, и банальны, но философичны и важны. Власть должна лечить, учить и защищать — я бы добавил благоустраивать и создавать окружающую среду. Запрос к власти в этом смысле не поменялся, но стал тверже, критичнее и функциональнее. Выполнение бюджетных обязательств, медицина, образование, транспорт — это, безусловно, то, что влияет на оценку и на доверие к власти.

— То есть социальный запрос и запрос на комфорт потеснил проблему зарплат и рабочих мест?

— Нет, тема личного бюджета — номер один, как и гарантии занятости. Вопрос про личную экономику ключевой. Но дальше он декомпозируется на другие вещи. Инфраструктура, медицина, общественный транспорт, жилье — это же тоже вопросы личной экономики. И власть это все должна делать не просто эффективно, но еще современно, красиво, спрашивая нас при этом, как и чего мы хотим.

— То есть нельзя просто построить парк и выиграть выборы?

— Так точно не получится.

Интересные кампании

— Несмотря на высокие проценты победителей, были ли, на ваш взгляд, интересные губернаторские кампании в этом году?

— Все интересные. Безусловно, я следил за кампанией в Сибири, в Красноярском крае, в Алтайском крае — она была очень чисто и хорошо сыграна губернатором Томенко и его штабом.

Нижегородская, Московская области. На Чукотке претендент с опытом СВО, с очень высокой явкой и очень высоким результатом.

— Выборы в заксобрания получились более конкурентными? Почему и какие?

— Я бы выделил Якутию, регион с традиционной конкурентностью, с ожидаемым, но очень ярким выступлением партии «Новые люди», это для нее успех в регионе, где всегда были достаточно сильные позиции у «Справедливой России» и коммунистов.

Яркое выступление «Единой России» в Верховном совете Хакасии. В итоге получилась конкурентная система власти, когда парламент под контролем ЕР, а губернатор из КПРФ.

— Кажется, что на уровне партийных выборов было больше федеральной повестки, чем работы внизу?

— Безусловно «Единая Россия», партия заслуженная, много работающая в том числе над своими ошибками, имеет преимущества от донбасского консенсуса, поскольку воспринимается как консолидирующая сила, и это создает проблемы для партий оппозиционных. Но от работы на местах зависит много.

Казалось бы, федеральная повестка также в интересах КПРФ, но мы видим крайне неудачное ее выступление. Коммунисты находятся в тренде потери позиции партии номер два, их очень сильно поджимает ЛДПР, а ведь многие политологи после смерти Жириновского предсказывали чуть ли не крах движения. И то, что делает эта партия в регионах, имеет принципиальное значение.

— А «Новые люди»? Понятно, что у них был сильный лидер в Якутии.

— У них дебют на выборах мэра Москвы, партия не могла похвастать подобными историями по выборам высшего должностного лица. Надеюсь, у них появится вкус к подобным кампаниям. Впрочем, «Новые люди» показали неплохой результат на выборах представительной власти не только в Якутии. И так же как ЛДПР, сильно поджали коммунистов.

— Можно ли выдать аванс ЛДПР, сказав, что они первыми из партий парламентской оппозиции провели ту самую пресловутую перезагрузку?

— Кейс с ЛДПР очень яркий, показательный, требующий понимания. Транзит внутреннего управления случился, партия методом проб и ошибок, скорее, успешно показывает, как с этим справляется. Интересно, что избиратели замечают такие акции, как «Искусственный интеллект Жириновский», «Митинг в Майнкрафте». Оригинальные ходы, по которым видно, что партия вдумчиво подходила к вопросам перезагрузки транзита.

― В стране есть проблема с публичной социологией: ее как минимум мало, не всегда к ней высокий уровень доверия. Политическая социология еще более закрытая история. Тем не менее, похоже, спрос на эту работу растет. Почему?

― Мы видим, что в условиях общей турбулентности, сложноподчиненной повестки, специфического состояния, в котором находятся избиратели ― страхи и тревоги, ― политическая социология становится незаменимым инструментом. Простой экспертной оценки уже недостаточно. Действуют более тонкие настройки, вещь, которая оценивается экспертами, может выглядеть совершенно иначе для избирателя.

Печать